Из нечто делаю
ничто
Необратимый переход
Это как будто
волшебство
Но волшебство
наоборот
Я очарован,
восхищен
Хохочет буйная душа
И я уже хочу еще
И мне никак не
помешать.
4 позиции Бруно «Охотник»
Австрийский
кинематограф – это совершенно особая материя. Лишенное пафоса кино, где
режиссер высказывается с хладной рассудительностью и спокойствием и оттого так
жгуче бьет в цель. Таким и получился «Сафари».
 |
| www.kinopoisk.ru |
Ульрих
Зайдль начинал с документальных картин, но широкую известность ему принес
игровой дебют «Импорт/экспорт» (2007), который был номинирован на золотую
пальмовую ветвь. Затем была трилогия «Рай» (2012): «Любовь», «Вера» и «Надежда»
- совокупно на три части номинации на пальмовую ветвь и золотого медведя берлинского
кинофестиваля. После этого, уже известный режиссер, он возвращается в
документальное кино и снимает «В подвале» (2014). Картина повествует о тайных
увлечениях рядовых жителей Австрии, которые больше времени проводят в своих
подвалах, чем в жилых помещениях своих домов. В одном группа мужчин пьет пиво,
распевая нацистские песни под портретом Гитлера. В другом доминатрикс
удовлетворяет желания, проводя своего раба через садистские унижения. В третьем
домохозяйка ласкает игрушечных младенцев. Зайдль как антрополог препарирует
западноевропейское общество, вытаскивая наружу пороки и потаенные желания с
виду благопристойных граждан. В этом контексте абсолютно закономерно родилась
его новая работа «Сафари».
На
этот раз в центре внимания режиссера обеспеченные австрийцы, которые целыми
семьями приезжают в Африку на охоту. Фильм условно можно разделить на две части: статичная и динамичная.
Статичная
– рассуждения участников охоты. Изучают прайс. 2000 евро за топи. Дороговато! Делятся
впечатлениями о вкусовых особенностях, нахваливая мясо каны: вкусное и нежное.
Мечтают, кого бы хотели подстрелить: импалу, гну или льва. Сходятся во мнении,
что убивать добычу нужно быстро, чтобы не мучилась. И волей или неволей
оправдывают свое увлечение экономической поддержкой развивающихся стран, ведь
они тратят много денег, приезжая на сафари. Либо прикрываются жалостью к старым
животным, для которых их убийство словно избавление от мук. И только хозяин
сафари едва поддавшись на подобные размышления, осекается и говорит, что он
убивает животных и почему, собственно, он должен оправдываться. Ему же никто
этого делать не запрещает.
Динамичная
– сам процесс охоты. Охотники со свитой выслеживают добычу. Выглядит это максимально утилитарно и практично. Охотников окружают гид и остальной
вспомогательный персонал: местные жители, вооруженные рациями. И вот выстрел! Камера
ловит палитру эмоций охотника: возбуждение, трепет, небольшая дрожь в руках и в
последствии радость, удовлетворение и триумф. Противоположность этому –
стеклянный взгляд животного и единственное движение в кадре – лопающиеся
пузырьки воздуха из входного отверстия раны.
Свита рукоплещет и поет дифирамбы стрелку. Зачищают местность от
растительности вокруг трупа животного для эффектного фото. Охотник тем временем
любовно поглаживает «добычу». На этом Зайдль не останавливается, и во всех
подробностях зрителю демонстрируется процесс освежевания подстреленного
животного. Тот самый временной отрезок, который обычно остается за кадром: от
триумфа стрелка до шкуры у него на полу или стене. И насколько охотники
пытаются противопоставить свое увлечение «резне на бойне», называя убитых ими
животных не иначе как «добыча», настолько Зайдль, своими длинными и
натуралистичными сценами, в которых группа местных жителей, обслуживающий
персонал сафари, снимают шкуру, потрошат тушу
и отрезают голову, ставит знак равно между охотой и бойней. И вот охота
уже не выживание, не способ прокормиться, а аттракцион для одержимых людей.
 |
| www.ru.armeniasputnik.am |
Автор
минималистичен в своем инструментарии. Всю критику современного развитого
общества, охоты как явления и гуманистический посыл он доносит одним, но очень
действенным методом - монтажем. Искусно перемешанные документальные наблюдения
и постановочные кадры формируют высказывание. Вот охотник, подстреливая добычу,
испытывает катарсис, или пафосно рассуждает о своем увлечении, выходя на
экономическую полезность своего приезда. И вдруг безмолвные кадры, в которых
местные жители, чавкая, поедают оставшееся от охоты мясо зебры на фоне
полуразрушенных лачуг. Или стоит чернокожая женщина на фоне стены, устланной
головами гну. Композиционно ее голова находится на месте одной из гну. Или пара
толстых австрийцев, намазанных кремом от загара, сидят в маленьком сарае, как в
бойнице, попивая пиво из алюминиевых банок, рыгая, урча сытными животами, и
подстерегают добычу, периодически проваливаясь в сон.
Зайдль
планомерно, из фильма в фильм, выписывает приговор современному развитому
обществу, вытаскивая скрытое на поверхность, и с хладнокровной филигранностью
заправского хирурга препарирует его с помощью камеры, так точно подмечая
детали.
Комментариев нет:
Отправить комментарий